При виде великолепного гнедого Шаннон улыбнулась от удовольствия и протянула руку, чтобы погладить его маленькую, пропорционально сложенную голову с белой «звездочкой».
— Какой красавец! — воскликнула Шаннон. — Я никогда еще не ездила на такой прекрасной лошади. Обещаю, что буду заботиться о нем.
— Он — ваш, — галантно ответил Амадео.
Не понимая, Шаннон смущенно засмеялась. Конюх помог ей забраться в седло.
— Он ваш.
— Большое спасибо, — ответила она, считая это всего лишь символическим выражением гостеприимства. Однако, взглянув на Амадео, Шаннон поняла, что он мог говорить и серьезно. Когда хозяин замка отошел, она почувствовала, как напряжение постепенно покидает ее. Повернувшись, Шаннон обнаружила, что ей прямо в глаза смотрит наблюдавшая за этой сценой Инес Оливейра. Во взгляде ее промелькнуло что-то вроде ностальгической зависти, но Оливейра тут же отвернулась и отпустила какое-то замечание находившемуся рядом с ней мужчине. Как догадалась Шаннон, своему нынешнему фавориту.
Шаннон наклонилась за бокалом, и ей в нос ударил запах корицы и гвоздики. Выпрямившись, она в открытом окне увидела Фабриса в парчовом халате. Он весело помахал ей рукой.
— Вы замечательно выглядите, дорогая, особенно с этого удобного наблюдательного пункта. Вы все сумасшедшие. Я сейчас опять отправлюсь на покой — нужно восстановить свои силы после вчерашнего бала. Доброе утро, Амадео! Как дела, дорогая герцогиня? Вы очаровательны…
Приглушенный звук охотничьего рога известил присутствующих, что охота началась. Наиболее нетерпеливые и опытные охотники направили своих лошадей в конец двора, где доезжачие пытались сдержать возбужденно лающих гончих. Чувствуя, как напрягся под ней Песня Океана, Шаннон постаралась успокоиться. Все вокруг с раскрасневшимися от ожидания лицами предвкушали бешеную гонку по полям под ослепительным небом.
Раздался крик «Allons!», и все ринулись вперед.
Сотни копыт пронеслись по гравию, затем гулко застучали по парку и далее по лесу. Десятки всадников попарно мчались за гончими по узкой тропе. Стояла тихая осень, распространяя аромат грибов и мха, из труб соседних домов поднимался вверх дым, запах которого смешивался с запахом мокрой земли и лошадиного пота. Проскакав вдоль аллеи облетевших буков, Шаннон почувствовала, как ее захватывает азарт погони.
Гортанные крики охотников, напоминающие крики воинов былых веков, смешивались с музыкой рогов и горнов, эхом отдаваясь в лесу. Внезапно раздался сигнал, означавший, что гончие учуяли запах оленя. Шаннон неслась вперед вместе со всеми, и сердце ее стучало в одном ритме с лошадиными копытами. Захваченные жаждой крови и азартом, охотники мчались по тем же самым полям, что и их аристократические предшественники, которые — возможно — охотились здесь с королями. И всегда их вело вперед стремление испытать опасность и прелести охоты.
Выскочив из леса вслед за лающими гончими, все оказались в открытом поле. Скакавший впереди Шаннон Амадео с легкостью преодолел каменную стену. Шаннон увидела только мелькнувшие задние ноги лошади, и тут же наступила ее очередь. Вспомнив, что Песню Океана нужно только направить в сторону препятствия, она так и поступила. Они спокойно перепрыгнули стену, и, приземлившись, Шаннон увидела двух охотников, уже без лошадей, отряхивавших свои костюмы. На краю поляны Шаннон заметила смотрящего на нее Амадео, и оттого, что он видел ее прекрасный прыжок, ее охватила радость.
Пока солнце медленно всходило на бледном небе, охотники неслись по холмам и равнинам Турени. Через несколько часов после полудня с деревьев исчезли последние клочья тумана, обнажив приглушенные цвета октября. Мокрая трава отсвечивала золотом, черные грачи кружили над голыми ветвями деревьев. Земля под ленивым осенним солнцем отливала всеми красками охры, золота и меди, словно догорающий костер — последнее буйство красок перед тем, как толстый слой снега укроет землю на долгую зиму.
Часа в четыре Шаннон стала уставать. Когда солнце начало клониться к горизонту, то и Песня Океана, казалось, утратил интерес к погоне. Наконец Шаннон повернула лошадь к дому, а наиболее ревностные, неутомимые любители охоты скрылись вдали. Никто не мог предсказать, удастся ли настигнуть оленя, но Шаннон предпочитала этого не видеть. Она уже давно заметила на боку одного из охотников длинный нож, и знала, что он предназначен для того, чтобы перерезать горло добыче — косуле или оленю.
Скача галопом по темнеющей долине, Шаннон уловила среди деревьев какое-то движение. Двое охотников, мужчина и женщина, привязали своих лошадей к дереву, и Шаннон испугалась, что что-то случилось. Но она тут же узнала графиню де Вошамп в объятиях ливрейного лакея, который нетерпеливо расстегивал ее жакет. Их смех эхом разносился по лесу, они не обратили на нее внимания. Проехав мимо, Шаннон не смогла удержаться и оглянулась. Они лежали на опавшей листве. Шаннон почувствовала укол зависти, вспоминая чувственную дрожь от прикосновения тела к телу, которую не испытывала уже много месяцев. Лишь один мужчина возбуждал в ней трепет желания, но Шаннон решительно выбросила из головы его образ. Пока она в одиночестве ехала домой, ей казалось, что лес полон страстных вздохов королей династии Валуа и их придворных, которые с одинаковым рвением предавались охоте и любви.
По случаю крупнейшего бала в этом охотничьем сезоне на подъезде к замку Ле-Турель была зажжена тысяча факелов. Горящие в окнах фасада люстры отбрасывали свет на усыпанный гравием передний двор, куда подъезжали автомобили. Гостей встречали у входа лакеи в серых ливреях и напудренных париках. Среди трехсот гостей в вечерних туалетах, кроме «всего» Парижа и представителей крупнейших аристократических домов, были и такие, кто приехал сюда из Мадрида, Акапулько и Афин. Среди лимузинов, «шевроле» и «мерседесов» стояло закрытое ландо, запряженное четверкой лошадей. Оно принадлежало эксцентричному молодому барону де Гане, который уже несколько лет придерживался обычаев восемнадцатого столетия. Его замок освещался только свечами, и, как говорили, он купался перед камином в медном корыте. Сейчас он как раз выходил из своего экипажа в напудренном парике, одетый в шелковые панталоны до колен, сюртук. Держа в руке лорнет, барон прошел в дом, оставляя за собой запах розового масла.