Муки ревности - Страница 66

В начале девятого Шаннон под руку с Фабрисом уже шла по коридору. Она была одета в длинное, до пола, платье из серо-бежевого тончайшего шелка. Его напоминающий веер лиф, схваченный на талии алым шарфом, искусно подчеркивал открытые плечи. Это необычное платье было в последнюю минуту взято напрокат у «Диора».

— Сегодня вечером вы выглядите очень представительно, Фабрис. Где вы взяли эту маленькую безделушку, которая у вас на лацкане?

Он на секунду остановился около лестницы, поправляя белый галстук.

— Безделушку? Вы шутите? Это же личный орден князя Хорлингера фон Шварценбурга. — Он стряхнул воображаемую пыль с покрытого эмалью креста, окруженного лучами из полудрагоценных камней.

— За какие заслуги?

— За заслуги в деле восстановления фамильного замка.

— Ну, сегодня вечером вы такой медали не получите, — заметила Шаннон. Фабрис засмеялся.

Когда они спустились по лестнице, гости уже проходили в пуссеновский салон. Дальние двери были открыты, освобождая проход в длинную галерею, где уже начались танцы. Шаннон решила, что никогда не видела в одной комнате столько эффектно одетых женщин, и подумала, что для того, чтобы создать весь этот неповторимый водоворот красок, потребовалось обобрать все парижские дома высокой моды. Видимо, пришлось опустошить и кофры ювелиров Фобурга, да и банковские сейфы тоже лишились своих сокровищ ради того, чтобы украсить руки и шеи дам высшего света. Мужчины, одетые в строгие вечерние костюмы, соревновались по-другому, надев на себя медали, ордена и цветные шарфы.

Музыка Оффенбаха влекла Шаннон в танцевальный зал, где под хрустальными люстрами вовсю кружились танцоры. Обернувшись к Фабрису, она обнаружила, что тот зачарованно смотрит в угол комнаты.

— Посмотрите! — сказал он, недоуменно моргая глазами. — Это чудо, мираж! Какая красота!

— О чем вы?

Толпа расступилась, и она увидела барона де Гане, стоящего с робким видом девушки, пришедшей на первый в жизни бал. Увидев, что на него пристально смотрит Фабрис, барон застенчиво опустил глаза.

— Простите, дорогая, — пробормотал ее сопровождающий. — Меня зовет судьба.

— Конечно. — При любых других обстоятельствах Шаннон была бы недовольна, что ее оставили. Но сейчас она не могла удержаться от улыбки, видя, как Фабрис приближается к барону, и слыша, как он говорит ему: «Вы очаровательны, месье».

Через несколько мгновений перед Шаннон возник худой молодой человек с голубыми глазами и чувственным ртом и поклонился. По шраму на левой щеке и немецкому акценту она поняла, что это сын американской кинозвезды и немецкого князя. Шаннон встречала его прошлой весной в Монте-Карло после того, как тот едва не разбился на Гран-При.

— Имею честь пригласить вас на следующий танец, мадемуазель.

— Буду счастлива. — Она улыбнулась своей самой ослепительной улыбкой.

Они составили идеальную пару: мужественный гонщик и красавица, чье появление вызвало на балу многочисленные пересуды. Шаннон появлялась на обложках всех крупнейших европейских модных журналов — от «Вог» до «Мари-Клэр» — и после того, как Норман Паркинсон ее открыл, стала одной из пяти-шести человек, определяющих стиль своего поколения.

Увешанный зеркалами танцевальный зал по роскоши превзошел Версаль. Под звуки струнного оркестра, расположившегося на возвышении, кружились танцоры. Бесчисленные высокие окна зала выходили в промокший сад с овальным бассейном и фонтаном, украшенным скульптурой Персея и Андромеды.

Танцуя с молодым немцем, Шаннон не могла удержаться от мысли о том, что два года назад от одного взгляда на него ее сердце забилось бы чаще. Тогда она могла без сопротивления уступить его чарам, но сейчас его классическая внешность оставляла ее равнодушной.

— Вы здесь самая красивая женщина, — заявил немец. — Вашу красоту дополняют ум и очарование. С первого же взгляда меня потянуло к вам как магнитом…

— Спасибо, — невпопад ответила Шаннон.

— Вы сейчас живете в Париже?

— Да, на левом берегу. У меня небольшая квартира между булочной и картинной галереей.

— Вы — украшение Парижа. Я думал, вы живете где-нибудь на авеню Фош.

— Нет, что вы. — Шаннон была не в настроении объяснять, почему предпочитает приземленную жизнь рю Бонапарт холодному великолепию правого берега.

— Вы парадоксальное создание. Мне нравится это в женщинах. Да, нравится, — повторил он, как будто окончательно составил свое мнение.

Когда вальс закончился, Амадео выпустил из объятий маркизу де ла Кудрайе, обернутую в легкомысленную светло-вишневую тафту. Он считал, что выполнил свой долг хозяина, и теперь с галантной улыбкой оглядывался по сторонам, ища, кому бы передать маркизу.

— А, Фабрис! Разрешите вам представить маркизу де ла Кудрайе, — сказал Амадео, передавая свою ношу торговцу, недоумевающе озиравшемуся вокруг в поисках переменчивого барона.

Подойдя наконец к Шаннон, Амадео с раздражением обнаружил, что она все еще занята. Поймав за рукав слугу, он прошептал ему на ухо сообщение. Через минуту слуга подошел к Шаннон и ее внимательному партнеру, которые уже собирались начать новый тур вальса.

— Месье, вам срочный звонок. Вы можете пройти в библиотеку.

Удивленный немец вежливым кивком извинился перед Шаннон. В следующий момент она ощутила, что ее запястье обхватила сильная рука. Повернувшись, Шаннон увидела устремленные на нее глаза Амадео. Не говоря ни слова, он обнял ее за талию и начал танец. Шаннон оказалась в объятиях Амадео, и переполненный зал куда-то исчез. Она поняла, что ждала его, сквозь тонкий шелк чувствовала прижавшееся к ней сильное тело, и это ощущение опьяняло ее. Шаннон закрыла глаза. Внутренний голос шептал ей, что нужно сопротивляться этому фальшивому очарованию, пока эмоции не завладели ею окончательно. Однако было уже слишком поздно. Голова ее кружилась. Амадео Бенгела пожирал ее взглядом, и Шаннон знала, что в ней уже горит желание.