Муки ревности - Страница 68

Когда Мигель вывел машину на шоссе, ведущее к аэропорту, Амадео вспомнил, что должен сделать еще одну вещь, и набрал номер своего секретаря:

— Моника? Я хочу послать сегодня вечером букет цветов.

— Да, месье.

— Самый большой и самый дорогой — мадемуазель Фалун, рю Бонапарт, номер девять. И закажите мой обычный столик у «Максима» на вечер пятницы. — Он продиктовал сопроводительную записку к букету.

— Конечно, месье, и счастливого пути.

Повесив трубку, Амадео посмотрел вперед. Там в отдалении светились золотом иллюминаторы ждущего его самолета. «Гольфстрим» был готов нести его в Афины.

Шаннон миновала арку и пошла через вымощенный булыжником внутренний двор к подъезду. К ее удивлению, около крыльца ее ждала консьержка. Жестикулируя, маленькая женщина заговорила так быстро, что Шаннон едва понимала ее.

— Мадемуазель Фалун, тут для вас кое-что есть. Я бы принесла, но он такой большой…

— Большое спасибо, — ответила удивленная Шаннон.

Она догадалась, что это, прежде чем добралась до своего этажа. Еще не видя, Шаннон могла чувствовать аромат огромного букета цветов, стоящего около ее двери. Бросив на пол сумку, Шаннон нагнулась и погрузила лицо в массу лепестков, своим благоуханием напоминавших о цветущем летнем саде. «Каким чудом они оказались здесь воскресным вечером?» — гадала Шаннон. Вскрыв прикрепленный к букету конверт, она прочла: «Прошу пообедать со мной в пятницу вечером. Амадео».

В восемь часов вечера в пятницу Шаннон нервно расхаживала по комнате, ожидая звонка Амадео. Его секретарь позвонила на неделе, сообщив, что они будут обедать у «Максима», и Шаннон выбрала эффектный наряд, который получила от Валентино. Это было отделанное черным крепдешиновое платье цвета хурмы. Шаннон связала волосы в простой пучок и не надела украшений, за исключением крупных серег из черного янтаря.

Всю неделю Шаннон ждала этого вечера. Во время работы в студиях «Вог» на пляс де Бургонь, на съемках для «Элль» в Мальмезоне образ Амадео постоянно стоял у нее перед глазами. Теперь, когда стрелка часов подходила к восьми, Шаннон была так взволнованна, что начинала жалеть, что согласилась.

Глядя в зеркало на свое покрасневшее лицо, она поняла, как мало изменилась за те четыре года, что прошли после ее приезда в Сидней. С тех пор Шаннон прожила целую жизнь, но теперь все происшедшее казалось несущественным. Она говорила себе, что Амадео будет разочарован, обнаружив за красивым фасадом пустоту. О чем она будет говорить с человеком, который старше ее на двадцать лет и на порядок опытнее? С бизнесменом, который с легкостью перелетает с одного континента на другой и бегло говорит на шести языках? С человеком, который владеет бесценной художественной коллекцией и который может купить все, что только не пожелает? В последний момент Шаннон бросилась в Лувр, а потом, спускаясь вниз по ступеням с головой, распухшей от фактов и дат, поняла всю абсурдность попыток произвести впечатление на профессионала, который занимается этим всю жизнь. Услышав, как Амадео поднимается по лестнице, шагая через две ступеньки, Шаннон почувствовала, что у нее внутри все сжалось.

С колотящимся сердцем она открыла дверь, забыв слова приветствия. Амадео не скрывал радости оттого, что видит ее, и это рассеяло все страхи и волнения Шаннон.

Шаннон как на крыльях спустилась по лестнице. Они помчались по набережной — Париж сиял огнями, за крылатыми статуями, парящими над Понт-Неф, мерцал купол Малого дворца, похожий на большой воздушный шар. Вдали сияла Триумфальная арка, а за ней — Елисейские поля, заканчивающиеся фонтаном на площади Согласия — недалеко от места их назначения.

Машина остановилась под красным навесом «Максима». Шаннон впервые столкнулась с раболепием, с каким встречают огромное богатство и власть: почтительная поза привратника, подобострастие метрдотеля. Роскошный зал ресторана был расписан изображениями нимф, украшен статуэтками из красного дерева и зеркалами. Проходя к столику, Шаннон ощущала на себе любопытные взгляды.

— Я всегда хотела сюда попасть, — воскликнула она, когда они сели. — Здесь гораздо красивее, чем я себе представляла.

— Вы хотите сказать, что никогда здесь не были? — с удовлетворением спросил Амадео. — Мне хотелось чего-то оригинального, такого, чтобы вам понравилось.

Заметив перед собой объемистое меню, Шаннон поняла, что совершенно не хочет есть.

— О чем вы думаете? — спросил Амадео. Шаннон была уверена, что он внимательно ее изучает.

— Думаю о том, что за всю свою жизнь не встречала никого, похожего на вас, — ответила она, и оба засмеялись.

— А знаете, когда я был мальчишкой в Буэнос-Айресе, я всегда мечтал попасть сюда. Возможно, есть много ресторанов, где еда вкуснее или оформление красивее, но для меня это символ. Моя родина — Испания, но, как и для всех моих соотечественников, Франция — это место, где обитает моя душа.

Признание удивило Шаннон. Она не подозревала, что в этой сильной натуре присутствует сентиментальность. Как часто она сама чувствовала подобное — сначала в Сиднее, когда мечтала работать у Елены, затем в Лондоне!

— Когда я первый раз попала в Аскот, то чувствовала себя точно так же.

— Такие люди, как вы и я, много мечтают. Какая у вас мечта, Шаннон? — спросил Амадео, глядя на нее сверкающими глазами.

— Когда вы так спрашиваете, я не знаю. Меня никто раньше не спрашивал об этом.

— Вы честно ответили — и мне это нравится, — сказал Амадео.