Муки ревности - Страница 63

— Добрый вечер, месье Бенгела. — Шеф-повар протянул ему меню на уик-энд. Некоторое время они совещались относительно намеченного на этот вечер ужина из семи блюд.

— Мигель, напомни, чтобы заливное как следует охладили.

— Да, сеньор.

Одобрительно кивнув Альберу, Амадео вышел из кухни. Посмотрев на часы, он прикинул, что перед ужином еще успеет недолго посидеть в сауне.

В начале девятого Фабрис, поправив галстук-бабочку и разгладив лацканы смокинга, постучал в дверь Шаннон.

— Как она прелестна, — продекламировал Фабрис при ее появлении. — Живанши, я угадал?

— Да. Что за память у вас, Фабрис! — восхитилась Шаннон, касаясь своего платья из темно-синего шелкового жоржета, вырез которого был вышит блестками. Шаннон эффектно подвела глаза, стянула волосы в пучок, укрепив его у шеи, а на ноги надела туфли из тончайшего черного атласа на прямых высоких каблуках.

— Думаю, Амадео это понравится. Он обожает красивых женщин и красивые картины. Вкус у него безупречный, — конфиденциально сообщил Фабрис, когда они шли по длинному коридору.

Шаннон почувствовала, что все больше предвкушает встречу с легендарным Бенгелой. Она уже почти забыла его кавалерийский наскок три месяца назад и гадала, вспомнит ли он модель, которую видел только мельком на подиуме. Какая ирония судьбы, что они так скоро случайно встретились, думала Шаннон. Интересно, если он вспомнит ее, то будет ли с ней холоден?

Они подошли к высоким двойным дверям салона — туда, где кончался сверкающий паркет и начинался прекрасный китайский ковер, — и остановились, в ожидании хозяина. Шаннон стояла на пороге едва ли не самой великолепной в мире комнаты. Стены были расписаны Пуссеном на темы сельской жизни во Франции — золотые вспышки солнечного света на темном фоне. Пейзажи создавали атмосферу романтической ностальгии по другому, милому и доброму столетию, когда пастушки и юноши с лютнями не спеша проводили время на тенистых полянах под светлыми небесами. В огромном мраморном камине дрожал огонь, и густой отсвет падал на бесценную французскую мебель. Около кофейного столика в стиле модерн, на котором красовалась бронзовая статуэтка из Бенина, стоял Амадео. Увидев входящих, он сразу покинул группу гостей и поспешил их приветствовать.

— Фабрис! — громко воскликнул он.

Когда Амадео приблизился, Шаннон ощутила, какая энергия исходит от этого человека. Амадео стремительно прошел через зал и обеими руками пожал руку Фабриса с почти крестьянской теплотой. Приветственная улыбка играла на его обычно суровом ястребином лице, на котором сверкали черные глаза. Когда их руки соприкоснулись, Шаннон почувствовала что-то вроде электрического разряда, а когда Амадео поднес ее руку к губам, решила, что у него внешность бродяги, цыгана. Он вполне мог сойти за разбойника, грабившего эти места столетия назад.

— Очаровательна, — пробормотал Амадео, не подавая вида, что узнал Шаннон. Отпустив ее руку, он повел их к присутствующим. После того, как ее представили некоторым гостям, Шаннон отошла в сторону, чтобы разобраться в своих первых впечатлениях. За последние два года ей очень часто старались пустить пыль в глаза, но здесь великолепие было подлинным и превосходило все ее ожидания. Амадео собрал разных и интересных людей, руководствуясь своим космополитическим представлением о высшем обществе. Среди гостей присутствовали энергичный итальянский кинопродюсер, несколько видных представителей парижского высшего общества с пышным генеалогическим древом. Каждый из гостей отличался своим собственным блеском и игрой красок, словно искусно ограненный бриллиант. Но все вместе они дарили великолепие хозяину замка — Амадео, несмотря на то что он имел репутацию человека из ниоткуда.

Стоя рядом с Шаннон, Фабрис выдавал кучу сплетен и анекдотов про каждого из гостей. Очень скоро Шаннон узнала, что ослепительная донья Оливейра, одна из первых красавиц Аргентины, некогда была любовницей хозяина дома, а также поняла, почему энергичная графиня де Вошамп не отрываясь смотрит на одного из лакеев. Шаннон поймала себя на мысли, что пытается догадаться, какая из десятка ослепительных женщин, совершенно не похожих друг на друга, сейчас является любовницей Амадео. Она наблюдала за тем, как он обходит гостей. С очарованием истинного представителя латинской расы Амадео с одинаковым удовольствием разговаривал и флиртовал с каждой из женщин.

— Он выглядит как настоящий турецкий султан со своим двором, не правда ли? — прошептал Фабрис. Беседа вокруг шла сразу на нескольких языках. — Вы довольны, что сюда попали? — спросил он. Ответ на этот вопрос не требовался.

Вечер продолжался, и казалось, что они плывут куда-то, окруженные праздной роскошью и образами иного века, запечатленными Пуссеном. Отблески огня от камина накладывали странный отпечаток на лица мужчин и женщин, казавшихся персонажами какой-то пьесы.

— Я слышал, завтра вы охотитесь с нами, — заметил подошедший Амадео. В его голосе звучал легкий вызов. — Вы когда-нибудь охотились с гончими во Франции?

— Однажды, несколько лет назад, в Фонтенбло. Когда я провожу уик-энд дома, то стараюсь совершать конные прогулки в Булонском лесу, но понимаю, что это очень далеко от охоты. — Я ведь выросла среди лошадей, — добавила Шаннон, увидев скептическое выражение на лице Амадео. — Так что надеюсь не ударить лицом в грязь. — Под его внимательным взглядом она почувствовала, что краснеет.

— Пойдемте на минутку со мной. Я хочу вам кое-что показать, — коротко сказал Амадео.