— Разрешите выразить вам глубочайшее сочувствие, сэр. Все в поместье потрясены.
— Спасибо, Шогнесси. Дайте мне подумать. Нет, сегодня я не смогу вернуться. Уже слишком поздно. Я вылечу завтра первым же рейсом. Пока я не приеду, ничего не предпринимайте.
Через неделю после похорон Розмари, состоявшихся в Ирландии, Керри, волнуясь, стояла у дверей дома на Пелхем-Крешент. За день до этого они с Марком вернулись в Лондон после двухнедельного отдыха в Тоскане, который как будто вернул ей спокойствие. Но уже через несколько часов по возвращении Керри услышала ужасную новость про Розмари, и ее чувства вновь пришли в смятение. Хотя никто никогда не узнает, какую роль она сыграла в происшедшем, она не могла не винить себя за то, что случилось. Всю ночь Керри не могла уснуть. Собираясь встретиться с Заном, она испытывала угрызения совести. Она понимала, что его поспешный отъезд из Лондона с Розмари в разгар светского сезона дал повод к сплетням. Они явно собирались дождаться в Килгарине, пока скандал утихнет, и Керри могла себе представить атмосферу взаимных упреков и обвинений, которая воцарилась в замке. Не случилось ли так, что рассудок Розмари не выдержал напряжения? Некоторые даже предполагали, что ее смерть не была несчастным случаем, а самоубийством, вызванным депрессией, охватившей Розмари после того, как она узнала о неверности Зана. Керри пришла к убийственному выводу, что если бы она не рассказала Грэхему Гилстону о Зане и Шаннон, жизнь продолжалась бы как обычно. Теперь же из-за нее умер человек. Несмотря на ненависть к Шаннон, Керри никогда не желала никому смерти — ни Розмари, ни кому-либо еще.
Ей пришлось нажать на кнопку звонка несколько раз, прежде чем Зан появился на пороге. Лицо его было бледно, под глазами круги. Зан посмотрел на нее отсутствующим взглядом.
— Керри! Что вы здесь делаете?
— Зан, я пришла, как только услышала о том, что случилось. Я была в отъезде. О, Зан, мне так жаль! — с сочувствием произнесла она. Внезапно Керри почувствовала себя очень неловко. Стоило ли вообще приходить? Тем не менее ей надо как-то загладить вину.
— Простите меня. Входите! — наконец сказал Зан. — Боюсь, что я все еще не в себе. Всего несколько часов назад вернулся из Ирландии. Здесь нужно столько всего сделать. — Хотите выпить? — спросил Зан, проводив ее в гостиную. — Бокал вина? Или еще слишком рано?
— Нет, спасибо, — покачав головой, ответила Керри. Они молча посмотрели друг на друга, и из глаз ее полились слезы. — Зан, мне так жаль. Когда я услышала о том, что случилось, я так переживала за вас, а теперь… — Керри замолчала, не в силах справиться с рыданиями.
— Керри, пожалуйста, не плачьте, — мягко сказал Зан, положив ей руки на плечи. — Вы так заботливы, и я благодарен вам за ваш приход. Я сейчас очень одинок. Все были очень внимательны ко мне, но к концу дня я всегда чувствую себя одиноким.
— Зан, я знаю, что сейчас, возможно, не время и не место говорить об этом, — вытирая слезы, сказала Керри, — но вы должны знать, как я беспокоюсь о вас. Я просто хочу, чтобы вы знали — если я могу как-нибудь помочь, что-нибудь сделать, позаботиться о вашей дочери или еще что-нибудь, то, пожалуйста, скажите мне…
— Боже мой, какая вы замечательная, — сказал Зан, глубоко тронутый этим искренним проявлением чувств, так контрастировавшим с поверхностными соболезнованиями людей, которых он знал всю жизнь.
Как бы Керри хотела рассказать ему обо всем, начиная с Кунварры и кончая ее ролью в смерти Розмари! Но она не может — пока еще не может. Керри знала, что когда-нибудь ей придется это сделать. Чувствуя его объятия, Керри уткнулась лицом в рубашку Зана и заплакала. Зан прижал ее к себе сильнее, и Керри почувствовала, что ему стало легче.
— Не могу передать, что значит прижимать к себе кого-то после всех этих недель. Чувствовать теплоту и близость, знать, что кто-то о тебе заботится, понимает тебя. Керри, вы такая хорошая, такая милая… такая чистая, — прошептал Зан.
При этих словах Керри вновь охватило чувство вины. Возможно, когда-нибудь она сможет быть такой, как он говорит. И пока Зан обнимал ее, Керри казалось, что так и будет.
На следующий день рано утром Керри проснулась в объятиях Зана. Всю ночь он прижимался к ней, как ребенок, и теперь, когда первые лучи света пробивались сквозь занавески, а голова Зана лежала у нее на груди, Керри размышляла о метаморфозе, которая произошла в ней за последние часы.
В эту ночь они с Заном впервые заглянули в душу друг другу. Решимость и сила воли Керри оказались беспомощными перед той великой силой, которая пришла в движение, когда они стали любовниками. Каким-то чудом Зан открыл в ней сокровище, о котором Керри и не подозревала, бесценное качество, без которого жизнь теряет всякий смысл, — способность любить, не ожидая ничего взамен. Сейчас она лежала, размышляя о непостижимом моменте страстного обновления, чего не могла и вообразить раньше. Наступило утро, и она словно плыла в океане безмятежного спокойствия, как будто только что стих шторм, бушевавший всю жизнь. Керри знала, что в свете дня станут видны ужасные препятствия и что они с Заном, вероятно, никогда больше не проведут вместе такую ночь, как эта. Сегодня для обоих слияние тел означало освобождение, подтверждение полного доверия. Оно залечило старые раны и давало надежду на то, что завтра все изменится. Глядя на сильные плечи Зана, на его обнаженные руки, чувствуя тяжесть его тела, Керри знала, что нашла свою судьбу. Что бы ни случилось, она не даст ему уйти.