Муки ревности - Страница 100

100

— Спокойной ночи, Шанита, — прошептал Амадео, ожидая момента, когда сможет наконец высказать ей свою любовь.

В конце сентября черный «линкольн» ехал по холмистым предместьям Бостона. Огромные викторианские дома проглядывали среди листвы деревьев, уже окрашенной в цвета осени. Сквозь затененное стекло Керри равнодушно глядела, как один большой дом сменяет другой. За всю дорогу от железнодорожной станции она не сказала ни слова нанятому ею шоферу в униформе.

С отсутствующим видом открыв сумочку от «Гемеса», Керри достала портсигар, зажгла сигарету и откинулась на сиденье с таким видом, будто поездка в лимузине была для нее обычным делом.

Девушка, которая месяц назад покинула Медоуз в джинсах и с чемоданом в руке, сейчас совершенно изменилась. Скрупулезно, обращая внимание на малейшие детали, Керри сделала из себя точную копию самых богатых девушек. Неброская одежда относилась к числу лучших образцов — от белого кашемирового свитера с высоким воротом и серой фланелевой юбки до пальто из верблюжьей шерсти, небрежно брошенного на сиденье так, чтобы были видны атласная подкладка и ярлык модельера. Керри отрезала ярлык от пальто в примерочной у Сакса, а потом пришила к пальто, купленному по сниженной цене у Клейна. Эта удавшаяся маленькая хитрость вдохновила ее, и Керри принялась смело отрезать ярлыки в примерочных магазинов Бергдорфа и Бенделя, чтобы затем пришить их к вещам, купленным на распродаже. Она занималась этим, возвращаясь в свой дешевый отель в нью-йоркском Вест-Сайде. Все аксессуары, однако, были настоящими и чертовски дорогими. Тем не менее, глядя на итальянские туфли и сумочку, Керри чувствовала, что они того стоят. Она появится в Бремаре во всем самом лучшем. Поклявшись никогда больше не заглядывать в лицо бедности, Керри покинула жалкий отель в Нью-Йорке, предварительно отправив письмо Шаннон. Это было тщательно составленное прощальное послание, полное остроумных колкостей. Оно не должно было оставить сомнений, что именно Керри думает о своей сестре. Сделав еще один более широкий и куда более полезный жест, она отдала двадцать долларов старику портье в гостинице, попросив его каждую неделю отправлять ей подписанные ею же конверты.

Сердце Керри отчаянно колотилось, когда лимузин проезжал высокие ворота, украшенные гербом славного Бремара. В последние три недели Керри тщательно готовилась к своей новой жизни. Но теперь, когда эта жизнь должна была вот-вот начаться, ей внезапно захотелось сказать шоферу, чтобы он поворачивал обратно. Сказать на том австралийском диалекте, который она искусно заменила на легкий английский акцент. Сейчас Керри чувствовала себя более одинокой, чем месяц назад, когда отправилась из Медоуз в Нью-Йорк. Визг тормозов возвестил о том, что Керри придется навсегда вычеркнуть из памяти Джека, Чудотворца, Шаннон, Марка и Линди. Теперь она станет другой, сказала себе Керри, глубоко вздохнув, прежде чем выйти из распахнутой шофером двери.

Большие роскошные машины уже стояли перед входом в студенческое общежитие. Толпа хорошо одетых пап и мам стояла рядом со своими дочерьми, которые радостными криками приветствовали друг друга. В туманном осеннем воздухе стоял гул, возвещавший о начале нового академического года. Керри знала, что сейчас, когда шофер вносит в холл ее багаж, все взгляды обращены в ее сторону. Керри ответила на них отстраненной заученной улыбкой. Войдя в здание, она записалась в книге регистрации как «достопочтенная Керри Фалун».

Керри вешала на плечики черное вечернее платье, когда появилась ее соседка по комнате, волоча свои чемоданы. Керри обернулась и увидела перед собой маленькую полненькую девушку с серьезным и счастливым выражением лица.

— Привет! Ты, должно быть, моя соседка по комнате, — задыхаясь, выговорила она. — Меня зовут Бетси Белмонт.

Увидев, что Керри уже заняла лучшую кровать и письменный стол у окна, Бетси без всяких возражений поволокла свой багаж через всю комнату. Они принялись молча распаковывать свои вещи. Украдкой взглянув на стопку аккуратно сложенных блузок и ночных рубашек с монограммами, завернутых в папиросную бумагу, Бетси пришла к выводу, что служанка очень тщательно уложила вещи Керри.

— Откуда ты? — спросила Бетси, не в силах более сдерживать любопытство.

— Я родилась в Ирландии, но провела большую часть жизни в Австралии, — сказала Керри. — Последние три года жила у друзей семьи в Мэриленде. Я ведь сирота, — добавила она, собираясь украсить свою историю деталями, которые повторяла про себя уже десятки раз. Все вполне логически увязывалось даже в том случае, если бы встретился кто-то, кто помнил Керри по соревнованиям. — Мой отец погиб в автокатастрофе в Австралии, когда мы жили там на нашем ранчо. Я отправилась в Европу к своему дяде Десмонду, графу Шаннону. После смерти папы он унаследовал титул. Он мой опекун до моего совершеннолетия.

Бетси с благоговением посмотрела на соседку. Керри казалась ей живым воплощением романтической героини, в чьей жизни блеск тесно переплетался с трагедией.

— А ты? — вежливо спросила Керри.

— Я? Ну, выросла в Филадельфии. Перед тем, как попасть сюда, училась у Эммы Уиллард. Я рада, что поступила, потому что мои школьные отметки не особенно хорошие — вот почему этим летом я не поехала в Европу. По математике и естественным наукам у меня полный провал, так что пришлось вместо этого заниматься. Это ужасно, потому что у меня есть два башковитых брата — один учится в Принстоне, другой — в Гарварде, — щебетала Бетси. — Хотя все не так уж плохо — я имею в виду Европу. Вместо этого я ездила в Мэн, где у нас есть летний домик.

100